Думаю, что каждому в своей жизни приходилось переживать состояние стеснённости кем-то и желание освободиться от этой стеснённости. Мы можем восклицать: «Дайте мне свободу!» - но чего при этом мы на самом деле хотим, чего добиваемся и что обретаем, зачастую остаётся вне зоны нашего внимания.
Что такое «свобода», чего мы требуем и от чего отказываемся, когда у нас звучит этот возглас?
На одном из психологических порталов я предложил психологам такую тему к обсуждению. Было высказано много разноплановых мнений относительно того, что такое свобода:
- свобода — это любовь к себе
- свобода — это союз с совестью
- свобода – это независимость
- свобода – это право мыслить по-своему
- свобода – это иметь своё мнение
- свобода – это быть хозяином своего времени
- свобода — это степень осознанности своей жизни
- свобода может быть выражена в материальных благах, которые дают больше возможностей в реализации себя.
- свобода бывает внутренней и внешней
- свобода – это исключительно внутреннее состояние души
В каждом из этих определений, безусловно, имеется нечто существенное для понимания сущности свободы. Однако меня они всё же не удовлетворяют.
Исходными посылками в моём размышлении были два диаметрально противоположных определения свободы, которые мы можем обнаружить в словарях:
Первое определение - определение по Шанскому:
«Свобода. Общеславянское. Суффиксальное производное от той же основы, что свой, особа, старославянское свобьство, собьство «особенность». Свобода буквально – «своё, собственное, отдельное от других положение» (Шанский Н.М., Боброва Т.А. Школьный этимологический словарь русского языка: Происхождение слов. – 4-е изд., стереотип. – М.: Дрофа, 2001, с.139).
Второе – по Черных:
«Свобода. Не вполне ясное (и только славянское) образование, но, несомненно, от индоевропейского корня *se-: *sue- (: *seue-): *s(e)uo- [тот же корень в русских свой, себя, собою]. Индоевропейская основа, по-видимому, *s(u)e-bho-: *s(u)o-bho. От этой основы, кроме общеславянского *svoboda, образовано еще старославянское собьство (наряду с древнерусским и старославянское собьство – «свойство» и «существо», «общность») – «личность», «лицо». Таким образом, с понятием о свободе с самого начала связывалась идея принадлежности к своему коллективу, к своему роду, племени, к своей народности – словом, к своим» (Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: 2 т. – 3-е изд., стереотип. – М.: Рус. Яз., 1999, с.148).
Итак, у нас имеются два разных смысла свободы:
- «свобода – это делать по-своему»
- «свобода – это делать, как свои, для своих»
В современной культуре чаще всего принимается во внимание только первый смысл: «свобода – это своё, по-своему» и т.п. И отсюда рождается понимание свободы как независимости от чего-то или кого-то.
Однако что такое эта «независимость»? Тема независимости возникает только тогда, когда есть ощущение некоего внешнего порабощения. И пока мы находимся в рабском положении по отношению к чему бы то ни было (например, к человеку, к мнениям, обстоятельствам, веществам и т.д.), тогда мы желаем всеми силами освободиться от гнёта, от зависимости, и стать «независимыми». Даже когда мы хотим освободиться от чего-то в нас самих (например, от какого-то нашего качества, установки, мысли или от болезненного переживания), то это обстоятельство, мучающее нас, тоже воспринимается нами как нечто внешнее и чуждое нам. Жажда независимости есть свидетельство переживания некоего внешнего порабощения, стеснения, от которого хочется избавиться. Это то, что ещё называют «свободой от».
И потому желание независимости – это, конечно, поиск необходимой свободы, желание обрести свою самостоятельность, отдельность, и в каком-то смысле – вообще «себя». Однако это поиск не в том направлении. Независимость нельзя обрести! Можно обрести свободу – свободу выбирать и действовать в рамках существующих обстоятельств и ограничений, а не через уход от зависимости. При этом обретается свобода, а не независимость!
Свободным быть возможно, независимым – нет.
Я всегда зависим, и зависим от всего существующего в этом мире, что означает, что я состою со всем в каких-то отношениях (или могу состоять при нашей встрече). И при этой своей всегдашней зависимости (которая определяется существом наших взаимоотношений и нашей природой) я могу быть свободным. Например, я всегда зависим от наркотика (от человека, от обстоятельств, от климата и пр.), вне зависимости от того, употребляю я его или нет, так как если я его всё же употреблю, он окажет на меня соответствующее влияние. И моя зависимость от него определяется его природой и моей природой. Но я могу быть свободным – я могу решать, употреблять его или нет. Моя свобода нисколько не противоречит моей зависимости, и даже напротив, она состоит с ней в неразрывном единстве, ибо от характера нашей связи я и буду выбирать характер моих действий, поступков. Моя свобода определяется характером моей зависимости, и потому свобода – в моём выборе, в моей деятельности, а не в моём «независимом» положении. Я всегда зависим, ибо я всегда и со всем имею какую-либо связь.
Таким образом, стремление
обрести независимость означает претензии на нечто нереальное (а следовательно, неосуществимо в том виде, в каком мне хочется его осуществления), ведь когда я хочу обрести независимость от чего-то, я ищу свободы вовне, в Мире – ищу некоей «объективной» свободы – свободы от чего-то. А свобода есть душевное состояние! Как же её можно найти в мире? Её нет в Мире вне меня. Искать её в Мире – это всё равно, что искать в Мире любовь. Её не искать надо, а надо просто любить... Когда любишь, она есть, когда не любишь – её нет…
Свобода, так же, как и любовь, в своей сущности есть нечто такое, что отражает моё деятельное состояние, моё присутствие в Мире.
Свобода – это я действующий и я выбирающий, а состояние свободы есть состояние действия (действенности). Свобода – это действующая воля к жизни. Она есть тогда, когда Я Есть.
И ни о какой независимости при этом не может идти речи. Будучи свободным (осуществляя себя, действуя), я не становлюсь менее связанным с этим Миром («независимым» от него), а напротив – мои связи увеличиваются, чем более я деятелен (я становлюсь всё более зависимым от мира, а мир – от меня).
Когда же мы радуемся «свободе от» чего-то, то психологически это означает лишь не выбранную нами нашу зависимость (в том смысле, что она случилась с нами помимо нашей воли, мы её рабы), нашу несамостоятельность в чём-то. И пока предмет нашей «независимости» имеет для нас хотя бы какое-то значение, мы остаёмся в порабощении в сознании своём, в душе своей.
Более того, если свобода существует как особое жизненное состояние (деятельностное состояние), то независимости как особого состояния нет! Нет такого состояния – состояния независимости. Есть желание освободиться от некоего состояния зависимости (вот оно есть, есть переживание ненужной зависимости, то есть той, пространство которой нами не освоено и не присвоено, оно не стало нашим, а потому мы в рамках этой зависимости ничего не можем делать, она нас стесняет, гнетёт), как от неких оков, пут, и вот это желание называется желанием независимости. Но независимость невозможна, ибо объективно мы всегда связаны с этим Миром и обусловлены им.
Какому же действительному явлению тогда соответствует слово «независимость»? Ведь если есть слово, то есть и соответствующее ему явление.
Состояние (чувство, ощущение, переживание), которое мы можем назвать «независимость», мы можем испытывать в случае избавления от того, что нам не нужно и чего мы не выбирали для себя как необходимое. То есть «независимость» есть ощущение разрыва ненужных (болезненных, иллюзорных, искажённых) связей.
При этом важно понимать, что в тот же самый миг мы попадаем в какие-то другие связи, в другие отношения. И эти связи – это состояние зависимости! Состояние зависимости
статусное — это наше всегдашнее состояние связности с окружающим миром и с обстоятельствами нашей жизни. И потому свобода – это скорее зависимость, но зависимость нужная, выбранная и определенная в своих границах, а не независимость.
Контекст нахождения в зависимости подводит нас к деятельному состоянию, так как границы нужны для чего-то, они дают жизненную опору, а контекст независимости – к бездействию, она лишает связей и определенности, вещественности существования. Независимость развоплощает.
Свобода – это выбранная нами и вполне определенная наша зависимость, наша конкретная граница, которую мы установили для себя опытным путем, и в которой мы обретаем реальные опоры и возможности для своей деятельности.
«Зависимость» (болезненная) – пребывание не на своём месте, не в своих обстоятельствах, отказ от деятельного со-участия в том, что происходит.
Вернёмся к конфликту двух словарных определений.
В жизни (а не в словаре) свобода вбирает в себя и своё, и своих; и собьство, и общность: свобода – это я действующий и выбирающий, и действую я в соответствии с тем, где я нахожусь, с чем я состою в связи, от чего я завишу и что зависит от меня. В связи с этим, если мы примем только одно из этих определений, то мы можем потерять один из важных аспектов сущности явления.
В первом случае – я сам по себе, индивидуалист; во втором – я с людьми, я коллективист, я человек среди людей. В «первой» свободе я отделяюсь (чтобы делать по-своему, мне нужно отделиться и быть отдельным), во «второй» - присоединяюсь (чтобы делать как свои и для своих, мне нужно быть вместе).
Если мы примем только первое определение, то я-свободный превращаюсь в отщепенца-индивидуалиста. Если мы примем только второе определение, то может статься, что «свобода» для меня станет необходимостью выбора «из двух зол» - из того, что ни мне и никому не нужно.
Для действительной, цельной, настоящей жизни каждой из этих точек зрения чего-то недостаёт – как раз той половины, от которой каждая из них отказывается.
В жизни свобода объединяет оба взгляда: да, я делаю по-своему, так как это моё решение, мой выбор и моя ответственность (а потому и мои интересы, желания, ценности и пр.), но делаю я по-человечески, так, как делают «у нас», заботясь об интересах общего – той среды, где я живу, так как мне важно быть вместе, а не «одному в поле воином».
Если я разрушу свою среду своими «свободными» действиями, то мне же будет плохо – где и с кем я буду жить? Поэтому интересы целого определяют
и мои интересы, являются их условием!
Итак, из понимания свободы как жизненного, деятельностного состояния (состояния моего выбора, действия, творчества, в котором я естественно причастен к тому Миру, в котором проявляю свою свободу) вытекает понимание того, что если я причастен к Миру, то я от него не могу быть независимым. Я зависим от него, ибо причастен к нему и связан с ним бесконечным количеством связей. И это ничуть не означает моей несвободы! Именно в осознавании и в принятии границ, которые выстраивает для меня Мир, в котором я живу, в принятии условий этого Мира, я обретаю действительную свободу действия. Ибо мы живем не в бесформенном «нечто», мы живем в определённом «что-то» - в Мире, который для нас «какой-то», что и является границами: границами Мира и границами меня.
Мы зависимы! Мир имеет над нами власть! И от этого мы никуда деться не можем. Мы зависимы всегда. Другое дело, что мы можем осваиваться в тех связях, в которых мы существуем, и совершать личные выборы относительно них: какой выбор сделаем, в таких отношениях с окружающей средой и обстоятельствами будем, что и будет определять наши возможности в рамках этих вполне конкретных связей/зависимостей.
Свобода не в том, чтобы «освобождаться» от власти мира, а в том, чтобы находить то, в чём мы властны, в чём мы не властны, и в своих конкретных связях с миром находить пространство для своей деятельности.
Независимость же – это неосвоенная необходимость жизни, неосвоенная необходимость своей причастности к Миру, это желание освободиться от каких-то пут, как будто Мир – это тюрьма, из которой нужно освободиться, и стать от него независимым. Но стать независимым от Мира – это попросту умереть.
Действительная свобода – это то, за что я могу быть ответственным и за что фактически беру ответственность на себя. И именно моя действительная ответственность определяет меру моей свободы: я свободен в том, чем я владею. Несвободен я в том, за что не способен взять на себя ответственность, и оно не находится в моей власти, никак от меня не зависит. Свобода говорит о степени моих возможностей – моего могущества, можества.
И поэтому свободен я в том, что я выбираю делать. Свобода – это мой выбор и моя деятельность, моя позиция, моё отношение к жизни.
И можно пойти еще дальше в наших рассуждениях о свободе. Когда нам свободно дышится, то мы свободны не дышать вовсе? Ну, мы, конечно, можем задушить себя… Но, если мы хотим жить, то мы вынуждены дышать, и мы вынуждены есть, мыться и пр.… Мы в этом свободны? Кажется,
как будто нет… мы же вынуждены это делать. Но всё же мы знаем точно по опыту, что бывает, когда нам дышится свободно, а бывает, и несвободно… А когда нам дышится свободно? Тогда, когда нам дышится естественно, когда нет никаких препятствий нашему дыханию, когда оно происходит так, как должно происходить по своей природе. И у нас тут нет никакого выбора! Мы или дышим, или мы умираем бездыханными. И тогда мы приходим к тому, что свобода – это именно наша необходимость! Но не осознанная – по-гегелевски (ведь дыхание у нас процесс телесный, а не разумный, мы можем и не осознавать его вполне), а освоенная – по-покрассовски – то есть ставшая своей, принятая в нашу жизнь, примененная к жизни и для жизни.
«Свобода – есть осознанная необходимость» (Гегель)
«Свобода – есть освоенная необходимость» (М.Л. Покрасс)
Мы свободны и обретаем свою свободу тогда, когда принимаем естественность и необходимость происходящего. Когда не воюем с вынужденностью того, что неизбежно (мы не властны закатить солнце вручную, мы не властны отменить смену времен года, мы не властны даже не «справлять нужду»), что должно быть, а когда осваиваем эти неизбежности как необходимые нам для нашего же выживания! Ребёнок не сразу дышит воздухом – в утробе он находится в жидкой среде, поэтому-то так и важен первый вдох, на него обращают внимание при рождении – начал ли ребенок дышать. И может быть, именно из-за вынужденности дышать воздухом, ребенок кричит: быть может, ему больно, а может, и обидна и неприятна такая новая, неожиданная и трудная вынужденность. Кто его учил дышать? Но он принимает эту вынужденность и научается дышать – мы все принимаем её и научаемся!
Но то же самое можно сказать и относительно других вынужденностей нашей жизни: либо мы их принимаем, и научаемся в них жить, и обретаем свою свободу в них, либо мы страдаем и воюем с тем, что нам необходимо и без чего мы в каком-то смысле никак не можем. Важно при этом именно найти, увидеть, открыть для себя – освоить – эту свою необходимость в каждом трудном моменте жизни.
Вслушаемся в звучание слов необходимость и вынужденность, что в них слышится? Не-обходимость – нельзя обойти! Вы-нужденность – вы нуждаетесь! Я нуждаюсь, и я не могу это обойти, я не могу обойти свою нужду, ибо, если я ее обойду, я не выживу, я умру…
В конце концов, какая необходимость может быть более той, которую создает для нас Бог этим Миром, в котором мы вынуждены жить?
От чего же я ищу свободы? И в чём моя свобода? Моя свобода в моём «беспределе» или в моём «пределе»? - в моих нуждах, в том, что лежит в моих глубинных основах, в том, что лежит даже, возможно, за мной - в том, что является моей причиной…
© Ляшенко В.В.
2013 г.