Терапия творческим присутствием как экзистенциальный метод арт-терапии

В основе арт-терапии лежит идея о целительной роли художественного творчества. На практике эта идея понимается по-разному и осуществляется весьма различными способами. Термин «арт-терапия» объединяет большое разнообразие подходов, среди которых есть как близкие друг другу, так и радикально отличающиеся в методологии и в практике.

Существующие разночтения в понимании арт-терапии связаны и с разными взглядами на психотерапию в целом, и с различными трактовками составляющей «арт». Немаловажно в этом понимании также и то, относительно кого рассматривается арт-терапевтический процесс: арт-терапия пациентов, страдающих психическими заболеваниями, отличается от арт-терапии тех, кто страдает психогенными расстройствами, – у них и разный смысл, и разные задачи. Наш с вами разговор касается только психотерапии психогенных расстройств и психологической помощи здоровым людям.

Слово «art» (от лат. ars/artis < праинд. ar-ti-) буквально означает искусство,  наука,  ремесло, мастерство, умение, хитрость (родственно слову артель). Фасмер со ссылкой на Даля определяет «арт» как толк, лад, смысл, уменье [Фасмер, 1986, т.I, с.88]. Принятое значение термина «арт-терапия» – терапия искусством, художественная терапия.

Итак, два основных смысла, в которых слово «арт» используется применительно к арт-терапии, связаны с искусством и творчеством, и эти понятия не всегда имеют однозначное толкование.

Макс Фасмер поясняет слово «искусство» латинским «experimentum». В русском словоупотреблении XVII в. слово экспериенциа (лат. experientia – опыт, испытание) пояснялось следующим образом: «экспериэнциа» означает «искус, искусство, знание, полученное через частое повторение какого действа» [Виноградов, 1966]. Говоря об искусстве как об умении, стоит также упомянуть и слово «техника», происходящее от греч. «techne» – искусство, ремесло, мастерство.

Иными словами, слово «искусство» означает умение, мастерство в каком-либо деле. Слово «творчество» происходит от глагола творити, означающего делать. Причём тварь есть, прежде всего, живое существо или лицо. И потому сотворённое, по сути, означает рождённое.

Таким образом, если искусство есть создание известного – того, что мы умеем делать и делали неоднократно, то творчество предполагает не столько умение что-то делать, сколько желание делать: оно есть порождение чего-то нового (а значит, из неведомых нам оснований), того, чего мы делать не умеем (если бы умели, оно не было бы новым и единственным в своём роде).

Однако понятие «искусство» означает также особый чувственно-образный метод познания мира. Вместе с этим искусство всегда связано с созданием художественных произведений – это практика создания художественных форм. Другими словами, даже учитывая то, что искусство есть метод познания себя и мира, оно всегда ориентировано на создание некоего конечного продукта, а, следовательно – и на того, кто этот продукт будет воспринимать – Зрителя. Нет искусства без зрителя и без произведения искусства.

Понятие «творчество» не предполагает такого смыслового разнообразия. Творчество – это процесс. Причём процесс порождения, а не создания. И это существенно, поскольку родить нечто можно только отказавшись от усилий по созданию и владению им. Другими словами, творчество существует только до тех пор, пока нет сотворённого («продукта»). 

Любопытно отметить, что этимологическое значение слов «создание» и «творчество» указывает на весьма разные действия. Слово «создание/созидание» (зид, зижду – стена) буквально означает «сооружение, возведение каменной стены» [Фасмер, 1986, т.II, с.89]. Создавая, мы всегда создаём нечто неживое. То, что можно родить, невозможно создать. А то, что можно создать, невозможно родить, сотворить.

В связи с тем, что творец существует только в процессе творчества, ему зрители не нужны – ему нечего им предъявить ни в качестве художественного процесса (главный процесс скрыт, так как происходит в душе, его невозможно увидеть), ни в качестве произведения (творение ему не подвластно и не принадлежит). 

В связи с этими базовыми различиями искусства и творчества отличаются друг от друга и многие методы арт-терапии.
Одни из них (назовём их художественными) в большей степени тяготеют к искусству, художественной деятельности. Как следствие, эти подходы в той или иной мере ориентированы на создание произведений, поскольку руководствуются идеями последующего анализа и/или идеями гармонии художественного образа либо эстетического выражения переживания.

Другие методы (будем называть их экзистенциальными) делают акцент на творчество, и потому внимание уделяется, прежде всего, качеству пребывания в творческом процессе. Вопросы же эстетики художественного образа, создания произведений, их анализа и т.п. отходят на второй план, если вообще принимаются во внимание.

Художественная деятельность здесь становится не более чем средством сосредоточения и чувственного соприкосновения человека с самим собой. Терапия осуществляется не за счёт эстетизации переживания, создания гармоничного художественного образа или законченной композиции, не за счёт психологического анализа произведения или художественной деятельности, а за счёт погружения в переживание, его свободного выражения и присутствия в действительности своего переживания, соприкосновения с истиной этого переживания, обнаружения, признания и обретения себя-переживающего.

Опыт нашей работы говорит о том, что основой психологических изменений является определённая внутренняя деятельность человека в процессе художественного самовыражения. Без этой внутренней деятельности «художественная деятельность» остаётся пустой, и терапевтичного в ней мало.

Образы, в которых проявляет себя переживание, могут быть сколько угодно негармоничными, незаконченными, нецелостными, некрасивыми – они могут быть какими угодно.  Гармония образа может служить лишь знаком того, что в переживании нечто произошло (но может и не служить, в том случае, если человек искусственно вносил «гармонию» в рождающийся образ – создавал его). То есть гармоничный, эстетически приятный образ может иметь диагностический смысл. Но этот же смысл имеет и само переживание человека, которое и является главным критерием эффективности психотерапии.
(Вопрос об «объективных критериях» эффективности терапии является одним из «проклятых» вопросов психотерапии, поскольку сама постановка данного вопроса относительно психотерапии, как минимум, неоднозначна, поскольку в психотерапии мы имеем дело с субъективным опытом человека. Кроме того, если, приходя к психотерапевту, человек самостоятельно оценивает степень своего страдания (оно и приводит его к психотерапевту), то и оценивать степень разрешения своих проблем также стоит доверить ему. Психотерапия – дело добровольное и необязательное).

Образ, который рождается переживанием, тоже оказывает своё влияние на переживание, поскольку имеет субъективное значение. И это значимо для психотерапии: нам необходимо данное влияние использовать как неотъемлемую часть арт-терапевтического процесса (о том, как это осуществляется, рассказано в разделе, посвящённом описанию практики). Практика показывает, что, когда участник арт-терапевтической сессии обращает внимание на композиционные качества своего рисунка, его красоту, целостность, он теряет контакт с переживанием, и вместо психотерапии начинается «художественная деятельность».

Конечно, арт-терапия всегда в какой-то мере подразумевает и художественную деятельность, но только в силу специфики используемых средств, и потому её собственно художественные особенности второстепенны. Использование художественных средств в нашей практике ценно тем, что с их помощью человек может установить непосредственный, чувственный контакт с самим собой (с переживанием): выразительные средства, во-первых, «материализуют» переживание, делают его явным, очевидным и, во-вторых, помогают пребывать в переживании, находиться в живом потоке чувственного опыта.

Художественная деятельность есть средство, которое облегчает наш внутренний поиск, способствует ему – это особый путь, который помогает нам совершать некие открытия. Однако важно осознавать, что сам по себе этот путь никаких открытий не обещает и не обеспечивает, а только создаёт благоприятные условия. Например, путешествуя, мы можем смотреть по сторонам, любоваться видами, нюхать цветы, заглядывать в окна, подниматься на крыши или спускаться в подвалы, заходить в гости и т.д. – мы можем исследовать всё, что будет встречаться нам по пути. Но также мы можем идти, ни на что не обращая внимания, и ничего нового во время своего путешествия не узнавать. Сам путь нас ни к чему не принуждает и не обязывает.

Так и художественная деятельность есть только путь, и сама по себе она поиск не обеспечивает, поскольку не обладает «поисковыми силами». Однако можно сказать, что она обладает «силами утверждения», поскольку человек всегда себя тем или иным образом проявляет – таким, какой он есть.

Давайте обратимся к опыту. Известно, что всякий продукт деятельности человека является репрезентацией его психики. Это неоднократно экспериментально проверено. На этом основано бесчисленное множество проективных методик. Попроси человека нарисовать дом, и человек нарисует «себя» – по его дому мы сможем судить о нём самом. Человек своим произведением проявляет самого себя: «Я такой. Я так смотрю на мир. И таким его вижу». Что он этим делает? Овеществляет и утверждает свой взгляд на мир. 

Какой вывод мы можем из этого сделать? Художественная деятельность, питаясь тем, что у человека есть в наличии (опытом, убеждениями, смыслами), сама по себе лишь утверждает тот взгляд на мир, который у него существует. (То же самое касается любой другой «внешней» деятельности – сама по себе она никаких изменений не гарантирует, чем бы мы ни занимались и какие бы «духовные» или «психотерапевтические» свойства ни приписывали этой деятельности).

Если человек выбрал «быть живым», то он будет проявлять и утверждать волю к жизни, приращивая жизнь каждым своим действием. Если человек выбрал отступничество от мира, если выбрал «не жить», то он будет проявлять и утверждать это отречение. Можно сказать, что художественная деятельность является видом проповеди, с помощью которой человек доносит миру свою жизненную «идеологию».

Художественная деятельность обладает силами утверждения. Но имеет ли она силы изменения? Этот вопрос не такой однозначный: может иметь, а может и не иметь. От чего это зависит? От того, какой именно деятельностью занят человек во время художественной деятельности. Будет ли она наполнена чем-то ещё – зависит от дополнительного усилия, которого сама эта художественная деятельность не создаёт. То же самое касается любой другой «внешней» деятельности – сама по себе она никаких изменений не гарантирует, чем бы мы ни занимались и какие бы «духовные» или «психотерапевтические» свойства ни приписывали этой деятельности.

Поиск – дело нашего самостоятельного внутреннего усилия, которым мы обогащаем внешнюю деятельность, и тогда она приобретает новое качество. Художественная деятельность существенно облегчает психотерапию, способствует ей, но всё же не стоит переоценивать её «целительные свойства»: целительным является процесс самопознания, а не создание художественного образа или пустое «самовыражение».

Сутью процесса в практике творческого присутствия является включение человека в процесс переживания и свидетельствование самого себя как «сгустка бытия». А это возможно только тогда, когда именно свидетельство себя и является для нас смыслообразующим, когда оно становится нашей основной деятельностью в арт-терапии, а не гармоничные образы, не процесс эстетизации  переживания и т.п.

(Термин эстетика (греч. aisthētisis – чувство, ощущение) употребляется в значении принадлежности к прекрасному, изящному; эстетизировать – значит делать красивым или приукрашивать. Тем не менее, в буквальном значении эстетика означает «чувственное познание, восприятие, однако взятое во всей целокупности чувств, ощущений и их осознания» [Новейший философский словарь, Словопедия], что, по сути, означает переживание)

Этому способствует исследовательская позиция, когда мы намереваемся не исправлять нечто в себе, своих чувствах/состоянии, не создавать произведения и художественные образы, не анализировать продукты своего творчества, не «отключать голову» якобы для обретения спонтанности, а исследовать себя и свою жизнь, проявлять заботу и внимание к тому, что есть (как проявляли бы его, например, к другому, неизвестному, но интересному и важному для нас человеку).

Когда человек изначально ориентирован на то, что его «произведение» будут анализировать, интерпретировать, это создаёт такую мотивационную установку, которая не позволяет ему быть внимательным к самому процессу, и тогда он ничего из него не извлекает – он лишь готовится к тому анализу, который будет потом.

В этом случае в творческом процессе мы соприкасаемся совсем не с теми «формами», которые могут быть изображены. Переживание не может быть изображено. Мы обращаемся к «стихии» чувств и их значений, которая находится в непрерывном движении. Она может быть выражена – проявлена по своим собственным законам, но не может быть закреплена в искусственной композиции , поскольку в этом случае мы сместим наше внимание с переживаемого на создание произведения и потеряем непосредственную связь с этим внутренним потоком чувств и значений. Но именно они нам и важны! 

Когда целью нашей практики является создание какого-либо произведения, изделия, образа или особая «художественная» форма выражения, для нас особое значение приобретает внешняя форма. (Нелишним будет вспомнить о том, что в родстве со словом искусство стоит слово искусственный, которым называют то, что сделано наподобие настоящего, природного, но, тем не менее, не настоящее, неестественное, притворное). И тогда мы имеем большой соблазн переключить внимание с самих себя и тех сил, которые могли бы себя выразить в творческом движении самообнаружения, на создание этой формы, ведь она является нашей целью. В этом случае зачастую появляется так называемая «инерция рисования», когда внимание отвлекается от переживания и увлекается рисунком, который начинает «требовать» своего продолжения, и возникает стремление к «украшательству» и «рисовательству» (то есть попытка создать законченный или просто красивый образ) в ущерб внутренней правде переживания. Рисунок может быть и красивым, и целостным, но, оторвавшись от переживания, он не обращает человека к самому себе, не становится проявителем личной истины, он так и остаётся лишь рисунком, который ничего нового не открывает человеку. Этот факт подтверждался неоднократно в нашей практике.

Внешне тогда всё выглядит так, что мы как будто «творим», создаём гармоничные художественные формы или полезные вещи, однако психотерапии не происходит, поскольку в этом случае не происходит обнаружения и осознавания себя. Между тем, именно такая внутренняя работа и превращает «арт» в «терапию». Без неё художественная деятельность если и будет иметь значение, то лишь симптоматически, в качестве психофизиологической разрядки или тренировки моторики. Что само по себе, конечно, неплохо, но для психотерапии недостаточно.

Внешне задаваемая композиция, нацеленность на создание «продукта» (того, что будет иметь значение вне творческого процесса, например, в качестве предмета для анализа или диагностики, талисмана, амулета и т.п.), стремление к красоте образа или его эстетическому выражению смещает внимание с деятельности по выражению (проявлению) переживания на его изображение. Так человек теряет контакт с переживанием, выходит из него, становясь его регистратором: переживание уже не проявляет себя через художественные средства, а изображается «с натуры», как если бы на него смотрели со стороны. (Нелишним будет вспомнить о том, что в родстве со словом искусство стоит слово искусственный, которым называют то, что сделано наподобие настоящего, природного, но, тем не менее, не настоящее, неестественное, притворное).

Психотерапевтическому процессу способствует нацеленность на точное соответствие переживаемого и выражаемого: когда всё внимание сосредоточено на точном проявлении того, что есть (а не того, что или как должно быть). Тогда в изображении ничто не может быть изменено или привнесено в него извне в угоду идее красоты, гармонии, композиционной целостности и по каким угодно иным мотивам, а все внешние изменения в «произведении» происходят естественным образом, по мере их вызревания, к чему и ведёт максимально точное, честное и искреннее проявление переживания. Об этом же свидетельствует и опыт клиент-центрированной терапии: всякая директивность в отношении переживаемого, любое «забегание вперёд» тормозит переживание и становится атерапевтичным. 

В Терапии творческим присутствием «создание» чего-либо является не более чем сопутствующим действием, необходимым лишь в техническом смысле: «продукт» представляет собой результат действия (зачастую неожиданный) обнаруживших, проявивших себя сил, чувств, смыслов. Когда человек выражает себя, то, разумеется, это приводит и к какому-то своему материальному результату. Но до этого творческий процесс является самоценным: это алхимия, стихия, космогония – это рождение нового и неизвестного мира.

Всё, что можно родить, невозможно сделать. Процесс психотерапии тоже в некотором смысле процесс рождения – того, что человек долго вынашивал и никак не решался родить, отказываясь от присвоения собственного опыта. Рождение же можно только подготовить, создать условия для вынашивания и созревания. И потому усилия в практике творческого присутствия направлены не на то, чтобы создавать произведение, а на то, чтобы, обратившись к переживанию, позволить себе раскрыться и прорасти, как зерну. 

Именно такой процесс можно назвать творческим: в Терапии творческим присутствием творчество понимается как деятельность по обнаружению себя в мире через самовыражение. У самовыражения имеются и некие естественные продукты, которые, однако, не имеют самостоятельного значения и не рассматриваются в качестве оснований для психотерапевтических интервенций.

Под самовыражением понимается внимание к внутренним силам, чувствам, напряжениям, смыслам (то есть ко всему пространству переживания) и действие в соответствии с ними – выражение, проявление их. В результате этого выражения и происходит со-творение: я делаю выбор в пользу своих внутренних сил (себя-живого), и они, раскрываясь и действуя в соответствии со своей природой, воплощаются в какие-либо чувственные образы.  Обнаружение себя означает раскрытие, и обретение опыта себя. Обнаруживая себя, мы обретаем бо́льшую определённость, более чёткие и ощутимые границы: мы становимся для самих себя очевидными. Возрастает наше осознавание себя и присутствие в своей жизни.

Сущностью творчества является рождение нового знания. В нашем случае – нового знания себя. Если же такое знание не приращивается, если в результате «творчества» остаётся лишь некое «произведение» (или заявление, манифест, проповедь чего-либо), а мы ничего нового не узнали, то не было творчества. В лучшем случае, была техника, мастерское исполнение (но для заявления не нужно и мастерства). Если же происходит ещё и обучение навыкам какого-либо искусства, то это уже не столько арт-терапия, сколько обучение ремеслу. Пользы от этого для психотерапии может и не быть, а затруднения возможны в силу возникновения той внутренней инерции (стремления к украшательству), о которой говорилось выше.

Если в арт-терапии и можно говорить о каком-либо обучении, то не столько неким особым «арт-терапевтическим» или «художественным» техникам, сколько – практике внимания к самому себе, возможности пребывать в соприкосновении с любыми своими чувствами; это можно назвать выработкой особой внутренней позиции, особого взгляда, особого отношения к самому себе, что делает возможным обретение необходимых для жизни сил.

Смысл практики творческого присутствия состоит в создании условий для включения в переживание и соприкосновении со своей жизненностью. Содержанием работы является обретение непосредственного опыта присутствия при себе и своей жизни, обнаружение себя.

В Терапии творческим присутствием происходит непосредственное исследование себя-и-своей-жизни в творческой деятельности через погружение в переживание и проявление его выразительными средствами. Это помогает осознавать свой способ жить и создаёт условия для совершения выбора – жить и быть живым. Характер нашей работы довольно точно соответствует строкам Бориса Пастернака:

…Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлёт раба,
И тут кончается искусство,
И дышат почва и судьба.

В связи с неоднозначностью термина «арт-терапия», методу, первоначально называвшемуся «присутственная арт-терапия», я впоследствии предпочёл название «Терапия творческим присутствием», как более точно отражающее особенности нашей работы. Тем не менее, в дальнейшем разговоре я всё же буду использовать слово «арт-терапия» в качестве обобщающего термина для множества методов, использующих в психотерапевтической практике различные художественные средства.

Сейчас практика Терапии творческим присутствием существует в форме изотерапии, однако она может существовать и в других формах. Обязательным условием является не форма (используемые средства), а особое внутреннее содержание психотерапевтического действа.

Различные подходы арт-терапии могут применять одни и те же средства и потому быть внешне схожими, однако различаться при этом в методологии, а потому и в практике. В том числе, и практика творческого присутствия для внешнего наблюдателя может выглядеть довольно простой и на первый взгляд напоминать другие арт-терапевтические подходы, однако данное внешнее сходство обманчиво. Как верно отметил Вячеслав Летуновский, рассказывая о работе с телом в экзистенциальном подходе: «Вопрос методологии является чрезвычайно важным, поскольку чисто технически те или иные методы работы с телом могут быть очень похожими в разных направлениях психотерапии».

То же самое касается и арт-терапии, да и психотерапии в целом. Внешне деятельность разных психотерапевтов и искателей зачастую выглядит схожим образом, однако в сути своей она может быть принципиально различной, вплоть до полной противоположности. Сущность терапевтического процесса определяется его методологией и смыслом. Если в этих составляющих у разных методов есть отличия, то и практика будет неизбежно отличаться, хотя для внешнего наблюдателя или того, кто не проникнулся внутренними, смысловыми основаниями деятельности, она может не иметь особенных видимых отличий. 

В этой связи хочется отметить ещё одно интересное обстоятельство. Недавно мне встретился целый ряд публикаций, в которых так или иначе затрагивается тема присутствия в психотерапии. Они посвящены таким методам, как безусловное присутствие Д. Уэлвуда, диалого-феноменологическая модель гештальт-терапии И.А. Погодина, терапевтическое смысловое фехтование В.В. Летуновского, фокусинг Ю. Джендлина . Разумеется, во всех этих подходах имеются различия. Их и не может не быть, поскольку все они основаны на самобытном терапевтическом и человеческом опыте, философии, мировоззрении.

Некоторую же идеологическую близость различных подходов можно объяснить тем, что для внимательного человека открываются действительные закономерности жизни души, которые у всех людей едины. Толковать эти закономерности можно по-разному, рассматривая их через призму личного жизненного и профессионального опыта, что не может не накладывать отпечатка на особенности теории и практики.
Кроме того, все мы находимся в едином смысловом пространстве и не можем не воспринимать того его содержимого, тех течений и веяний, которые в явном или неявном виде в нём присутствует («идеи витают в воздухе»).


Список литературы:

1. Баер У. Творческая терапия – Терапия творчеством (Теория и практика психотерапии, использующей разнообразные формы творческой активности) / пер. с нем. Е. Климовой и В.Комаровой. – М.: Независимая фирма «Класс», 2013.

2. Виноградов В.В. Семнадцатитомный академический словарь современного русского литературного языка и его значение для советского языкознания //Вопросы языкознания. – 1966, № 6.

3. Книл П., Барба Х.Н., Фукс М.Н. Менестрели души. Интермодальная терапия выразительными искусствами / пер.

4. Колошина Т.Ю. Арт-терапия. Методические рекомендации. – Самиздат, 2010.

5. Копытин А.И., Богачёв О.В. Арт-терапия наркоманий: Лечение, реабилитация, постреабилитация. – М.: Психотерапия, 2008.

6. Копытин А.И., Корт Б. Техники аналитической арт-терапии. Исцеляющие путешествия. – CПб.: Речь, 2007.

7. Летуновский В.В. В поисках настоящего: экзистенциальная терапия и экзистенциальный анализ. – Ростов н/Д: Феникс, 2014.

8. Ляшенко В. В. Арт-терапия как практика самопознания: присутственная арт-терапия. – М.: Психотерапия, 2014.

9. Назлоян Г.М., Назлоян Г.Г. Арт-терапия в клинической практике (портрет, автопортрет, бодиарт). – Симферополь: ИТ «Ариал», 2013.

10. Назлоян Г.М. Концептуальная  психотерапия: Портретный метод. – М.: ПЕР СЭ, 2002.

11. Никитин В.Н. Арт-терапия: Учебное пособие. – М.: Когито-Центр, 2014.

12. Погодин И.А. Рискуя Быть Живым: психотерапия присутствием. – Ростов н/Д: Феникс, 2013.

13.  Роджерс К.Р. Консультирование и психотерапия. Новейшие подходы в психологической практике. Пер с. англ. – М.: ИОИ, 2015.

14. Словопедия (сборник электронных словарей). Интернет-ресурс:  slovopedia.com

15. Уэлвуд Д. Природа человека, природа Будды: О духовном избегании, отношениях и дхарме // Tricycle, 2011. Интернет-ресурс: johnwelwood.com

16. Фасмер М. Р. Этимологический словарь русского языка. В 4 т. / Пер. с нем. и доб. О.Н. Трубачева. – М.: Прогресс, 1986-1987.

© В.В. Ляшенко

2020 г.