Время жить

Не в силах прийти к какому-то ответу, она остро, почти физически переживает столкновение двух противоположных взглядов: веры в божественную предопределённость и атеизма:

Но всё же она как будто в большей степени склоняется к атеизму. Возможности найти опору в вере противостояли мучительные переживания, бывшие и фоном, и чувственной основой взаимоотношений с реальностью – неопровержимый факт смерти и… желание всё же как-то влиять, участвовать, делать, быть (несмотря на экзистенциальный страх оказывать влияние):

«Если я не могу, если невозможно ничего сделать, то… я оказываюсь в огромном и тёмном мире, в котором я – точка, которая ничего не может сделать… Что бы я ни пыталась сделать, он всегда больше и он давит… Почему умирает ребёнок? Это и бессмысленно, и несправедливо, и это невозможно изменить».

Острое переживание фатальной необратимости: «Это кажется невозможным. Пока человек не умирает, можно верить  в бессмертие души или ещё во что-нибудь. Но когда он умирает и когда трогаешь его… В это невозможно уже верить, потому что всё: он был и его больше нет… и непонятно, куда он девается. Куда девается человек, когда его тело умирает, если он в мире живет своим телом? Ведь именно тело другого человека  с тобой взаимодействует. Ну, или душа через это тело... Когда говорят, что душа куда-то улетает или ещё что-то – это кажется такой глупостью! Человек существует, пока он находится в своем теле, живой. Когда тело умирает, человека нет больше. Может, и есть какая-то душа, но она уже не он…»

При этом, переживая мучительные внутренние противоречия, перелопачивая груды книг, размышляя, женщина ловила себя на ощущении, что пытается себе что-то доказать, но что именно – это ускользало…

Мне вспоминается, что, когда умер мой отец, в течение следующих многих лет он мне часто снился (если скажу, что раз сто, то в этом не будет большого преувеличения). В этих мучительных снах он всегда каким-то чудесным образом возвращался живым и здоровым. Мучительными же сны были оттого, что в них я необыкновенно остро переживал необратимость его ухода и всю невозможность его чудесного возвращения, которая во сне была, тем не менее, очевидна. От этого возникало чувство необыкновенной хрупкости жизни отца,  возвратившегося оттуда, откуда вернуться невозможно.

Вспомнилось же мне это, видимо, потому, что в этом моём переживании смерти отца у меня было не только ощущение невозможности его возвращения, но и невозможности его смерти тоже. Она не укладывалась в сознании, её невозможно было понять: как так, был - и нет? Что это значит? Абсурд! Бессмыслица! Это невозможно…

И вот… да, когда мы встречаемся со смертью другого человека, то бывает, переживаем настолько острую боль от осознавания необратимости смерти, её внезапности, несправедливости и её невозможности, что это приводит к тому, что мы начинаем переживать мучительную бессмысленность и… своего собственного существования.

Через какое-то время, чувствуя, что жить становится невмоготу, что мы заживо умираем (а жить мы всё-таки хотим), мы предпринимаем слабые попытки как-то себя спасти, выжить. И мы начинаем мучительно искать выход в принятии факта смерти, с которым мы всё же никак не можем смириться. Так мы оказываемся в тупиковом, парадоксальном состоянии: факт смерти для нас и очевиден, и невозможен: мы одновременно переживаем и неопровержимый факт смерти, и своё внутреннее ощущение невозможности этой смерти, и своё бессилие перед ней.

Сталкивая себя с фактом смерти и всеми силами противостоя ему, мы медленно убиваем себя, лишая смысловых опор своё существование: «Если он внезапно смертен и смертен безвозвратно, необратимо, и я не могу ничего поделать,… то это значит, что… и моя жизнь не имеет смысла, и – я должен умереть!».

Сталкивая себя с фактом смерти при субъективном переживании её и бессмысленности, и невозможности, мы «логически» (эта логика неосознаваемая, на уровне «автоматических мыслей») приговариваем себя к смерти и начинаем саморазрушаться: сначала  личностно, потом психически, а затем и физически, если не находим выхода из внутреннего смыслового тупика. 

Переживая бессмысленность своей жизни, себя и мира, мы утрачиваем непосредственное физическое и психологическое ощущение реальности самого себя. Это вызывает невыносимую муку. В крайних формах это болезненное состояние может заканчиваться суицидом, клинической депрессией, аутоагрессией... Хотя, аутоагрессия в этом случае как раз может иметь смыслом не умертвление, а напротив –  оживление самого себя (как, например, в случае В.).

Источником болезненности происходящего, изматывающей, вытягивающей все жизненные соки напряженности, является в этом случае то, что мы изо всех сил сопротивляемся. И кажется, что сопротивляемся мы происходящему – тому, чего мы отменить не в силах. Но это только на первый взгляд так. Как мне думается, сопротивляемся мы кое-чему другому. Чему же? 

Опишем внутреннюю «логику» нашего восприятия происходящего:

Внутренний неразрешимый тупик:

Казус при этом в том, что даже задача «принятия» этой «невозможной очевидности» сама по себе не будет являться выходом из внутреннего тупика. По той простой причине, что в действительности нам вовсе не смерть другого нужно принимать и не ей мы противостоим!
Почему мы восклицаем: «Это невозможно! Нет! Я не согласен!»?

С чем мы не согласны? Почему смерть невозможна, ведь вот же – человек мертв?

Потому, что смерть другого «логически» означает и нашу собственную смерть! И именно с ней мы не согласны! В смерти другого (которая превращает его жизнь в бессмыслицу) мы не согласны со своей смертью, с бессмысленностью своей жизни!

Противостояние создаёт как раз та самая «логическая» позиция, занимая которую, мы вынужденно отменяем самих себя! Чему при этом мы противостоим? Своему собственному уничтожению! – я должен умереть, так как всё бессмысленно, но я… хочу жить!

Дело в том, что для нас, наша собственная жизнь тоже является неопровержимым фактом! Но только с одним уточнением – этот факт мы пока что упорно игнорируем, не замечаем, он для нас не очевиден. Наше собственное существование нами ощущается, но не осознаётся и более того – «логически» опровергается и отменяется под влиянием «очевидной смерти» другого. 

Выход из тупика, исцеление будет состоять не столько в «принятии» ситуации смерти другого, сколько в открытии для самого себя очевидности своего существования, своей жизни! В признании самому себе в том, что «Я хочу жить! Я буду жить!», несмотря ни на какие «факты», случающиеся с другими людьми.

Но тогда встаёт вопрос о том, что значит этот мой выбор жить, если смерть существует и я, как и всё живое, – смертен?!  Я что – собираюсь быть бессмертным или  пребывать в инфантильной иллюзии о том, что я никогда не умру и смерть не про меня?
Нет, дело здесь несколько в ином.

Дело в том, что рассматривая жизнь с точки зрения её видимых, внешних атрибутов, я сам себя ввожу в заблуждение. Это заблуждение и является причиной того, что я так впечатляюсь смертью, когда замечаю внезапную безжизненность другого человека. Почему так, чем я себя обманываю?

А что такое для меня – переживание моей жизненности? Как я узнаю, что я живой, что я живу? Что такое – моя жизнь?! Моя жизнь – это мои дела, мои достижения? Может быть, моя жизнь – это когда я вижу себя в зеркале и фотографию в своём паспорте, ощущаю своё тело, слышу обращение ко мне других людей? А может быть, это нечто созданное мной? Например, когда я смотрю старые фильмы, порой ловлю себя на мысли, что вот этого актёра уже нет в живых, и вот этого нет,… и больше он ничего не сыграет… никогда. Всё это так, но…

А разве жизнь этого человека – это его игра в кино?! Из чего сделана собственно-его жизнь, а не его-актёра? А разве моя жизнь – это мои книги, консультации, воспоминания других обо мне или некие факты моей биографии? Конечно, моя жизнь проявляется во всех моих поступках и во всех событиях, но в том-то и дело, что она проявляется в них. А что же проявляется? Что есть жизнь?

Та жизнь, когда я чувствую, что живу. Ведь я могу же ощущать, что я как будто не живу? Да, могу. Я могу жить, но переживать свою жизнь так, что как будто и не живу… И весь вопрос в том – о какой жизни мы говорим? Что мы принимаем за жизнь? Не смешиваем ли мы два совершенно разных явления: мою жизнь и мою ЖИЗНЬ?

Топтать землю и БЫТЬ ЖИВЫМ – не одно и то же!
ЖИЗНЬ – явление не историческое!
ЖИЗНЬ не создана из фактов.

И также она не сделана из моего тела, хотя именно в жизни тела она и представлена мне и миру. Умру я или не умру, сделаю я что-то значительное или не сделаю, произойдёт нечто со мной или не произойдёт, это никак не может отменить того, что я есть! Я уже есть и я ЖИВУ!
Я это могу непосредственно замечать и переживать, и для этого мне ничего особенно не нужно. Это означает, что «факт» смерти не имеет к моей ЖИЗНИ никакого отношения – они вообще про разное. Да, моё тело, моё живое (если не сказать – животное) тело овеществляет и проявляет меня. И здесь бы мне только снова не пройти мимо – мимо того, что́ тело овеществляет, что́ оно проявляет?

Да, я живу вместе с телом, сквозь него, с помощью его – и никак иначе, и никак не без, но… вот я обращаюсь к себе, в себя, и замечаю – а я-то вот, а я есть! Это тоже ощущается как невозможная невозможность, которую никак нельзя понять, и никак нельзя впихнуть в неё (в эту «невозможность») и в это ощущение себя какой-то смысл – любой мой смысл меня будет иметь второстепенный характер к самому факту существования меня. Лучше, чем я когда-то уже написал по этому поводу в книге «В поисках счастья», мне сказать вряд ли удастся, поэтому процитирую оттуда:

«И вот вслед за этим тогдашним детским непониманием чуть позже пришло ещё одно непонимание, ещё более значительное непонимание того, как вообще могу быть Я? Когда в сосредоточении на самом себе вдруг обнаружились и ЖИЗНЬ, и я САМ,  и открылось, что – вот Я, Я ЕСТЬ и Я ЖИВУ! И бежать-то и уходить никуда не надо, оказывается: всё уже есть вот прямо тут – я сам и моя жизнь.
И вот в этом сосредоточении и переживании существования самого себя рождается какое-то совсем чудовищное, глобальное непонимание, мучительнейший, зудящий вопрос, рождающийся из самой сердцевины вот этого ощущения себя, вопрос, который даже не знаешь, как именно задать: есть ВОПРОС, но ты не можешь уловить, что это за вопрос такой: кто это Я? как это Я? почему это Я??? как это вообще возможно Я? да что же это такое??? Но… вместе с мучительностью непонятного вопроса, присутствует и очень радостное чувство, непонятно радостное, которое прямо выпрыгивает из твоего сердца – уууухххх – радость о том неуловимом и неясном ощущении себя, радость своего существования, которое (существование) ощущается просто невозможным каким-то, чудесным, тем, чего быть просто не может, но оно ЕСТЬ – Я Есть!

 

© В.В. Ляшенко
07.08.2014