Как сойти с ума

И вот этот участник спрашивает: «А, правда, насколько это опасно?! И вообще, существует ли какая-либо статистика о том, сколько людей сошли с ума от того, что они погрузились в свои болезненные переживания, и те их захватили?».

В этой статье я и хочу поговорить о том, что может быть опасно и от чего действительно можно «сойти с ума». Признаться, я ничего не знаю о существовании вышеозначенной статистики. Но как мне кажется, таковой не существует. Просто потому, что люди «сходят с ума» по другим причинам.

Прежде всего, нужно уточнить вопрос о том, что означает «обратиться к своим переживаниям, к своей боли, к своим чувствам».

Если я «увяз» в депрессии, то значит ли это, что я обращён к себе, к своему состоянию, что я действительно переживаю?
Или моё увязание означает что-то иное?

Интересно, что подобная тема поднималась и на недавнем АрТ-погружении. Одна из участниц, которая переживала смерть отца, заметила, что можно страдать, быть в депрессии, и упиваться своим страданием, и погружаться всё глубже и глубже в беспросветность, теряя последние силы и связь с миром. И, вероятно, у каждого в опыте есть такое состояние, когда мученически упиваешься своей хандрой, своей несчастливостью, своими душевными страданиями. В моём опыте такое есть...

Например, когда обращаешь внимание тревожащегося человека на то, что он избегает переживания своей тревоги, часто он возмущается и восклицает: «Как же так? Неправда! Да я всё время испытываю свою тревогу! Я уже весь измотан и обессилен ею!»

Однако именно вот эта обессиленность и измотанность являются верными признаками того, что мы не в контакте с собой и своим переживанием.

Что же мы делаем? Как мы, будучи погружены в переживание, его не переживаем? 

Если мы, будучи погружёнными в свою хандру, теряем силы, то это означает, что силы на что-то уходят, на что-то расходуются. Причём весьма большие силы, если мы чувствуем, что «залипаем» в своём страдании, что жизнь из нас уходит, и чем дальше, тем больше. На что же силы уходят? Куда мы их прикладываем?

Если мы будем внимательны, то мы непременно заметим, что в это время мы отчаянно чему-то сопротивляемся – тому, что с нами произошло и/или тому, что может произойти. Сопротивляемся тому, о чём вопиёт нам наша тревога, наша мука, наша тяжесть – они всегда о чём-то. Вот этим сопротивлением (сопротивлением источнику нашей боли, тому, что стоит за нашей тревогой, депрессией, страхом) мы и заняты.

 

Если я упиваюсь своим несчастьем: «Ах-х, я такой одинокий; О-о, я ни на что не годный; Да-а, я виноватый во всём» и т.п., то я тем самым,

Таким вот демонстративным (показным) «признанием» я старательно ввожу себя в заблуждение, цель которого – обосновать самому себе, что от меня ничего не зависит (не зависело), и ничего я поделать не могу.

«Упивание» страданием и несчастьем (когда я его «пью, не просыхая», отупляя и оглушая им себя) нужно мне, чтобы убеждать себя, отравлять себя этим убеждением*, что  «Я не виноват; Я хороший; Таков уж я, так уж я устроен; Это всё детская травма, если бы не она; Так меня воспитали; Это всё гены; Судьба у меня такая, планида; Не повезло; Всё из-за них, ...».

И теперь с меня взятки гладки, и мне не нужно ничего делать (чего-то действительно трудного и страшного для меня!) – того, что связано с моей личной ответственностью, с тем, что зависит от меня.
______________________________________

* Убеждение - у-беды: обеднение себя, делание себя бедным, видение себя в бедственном положении. У Даля: убедить кого - посадить в беду; "Убедила меня смерть жены!". Убеждение - установка сознания, ограничивающая (сужающая) восприятие действительности. - прим. автора.

 

В противном же случае я рискую обнаружить: то, что со мной происходит – дело моих рук! Само по себе это открытие может быть весьма болезненным, так как представляет меня в невыгодном свете, представляет меня «неправым», указывает мне на некую мою собственную ошибку (какую?!), и тогда уже не на кого пенять. Но кроме этой неприятности мне грозит и другая – с этим открытием нужно будет как-то считаться и что-то делать.

И потому узнать действительную причину своего состояния и того, что происходит, зачастую страшнее и больнее, чем переживать вот эту вялотекущую «не-жизнь». Встретиться с этим знанием о себе (что это за знание, об этом мы ещё поговорим ниже) – вот мой настоящий страх, на сокрытие которого от самого себя я трачу все свои жизненные силы.

И потому мы, разумеется, не в контакте со своим переживанием, ибо оно является прямоезжей дорогой к нашему страху, но мы предпочитаем окольный путь, который бережёт нас от встречи с самим собой.

 

 

Консервация страдания

 

 

Медленно перевариваться в собственном соку, сетовать (мы непременно при этом на что-то сетуем, о чём-то плачем, кому-то жалуемся, чему-то противостоим, чего-то требуем), смаковать свою тяжёлую долю безопаснее и является ни чем иным, как способом бегства от своей боли – от того, что является её источником. Такое лже-погружение в своё состояние, такая захваченность им без внимания к себе, является способом консервирования нашего страдания, а не изживания его.
Это является способом не чувствовать – не переживать того страшного и болезненного, что стоит за нашим страданием: если мы не будем «упиваться», то с чем нам придётся встретиться, с какой невыносимой для нас болью, ужасом, мукой? Мукой чего?

Когда мы тонем в своей тоске, унынии, страхе, разве мы при этом смотрим честно в это переживание? Разве мы живём его? Разве мы обнаруживаем себя, разве встречаемся с собой, переживающим всё это, разве осознаём свой выбор?

Нет… мы бегаем вокруг своего страдания на цыпочках, делаем ему всевозможные уважительные реверансы, выдвигаем против него ополчение, строим объяснительные теории… Мы делаем всё что угодно, кроме одного – мы не идём в него и не соприкасаемся с сердцем своей боли.

Так мы опускаемся всё глубже, и всё основательнее запутываемся в своей лжи (мы же как-то объясняем себе происходящее, и это непременно – ложь). Мы тонем, и тонем своими собственными усилиями, направленными на избегание встречи с источником боли – с каким-то самим собой. И всё наше страдание в этом случае, хотя и настоящее и всамделишнее, но насквозь дутое – раздутое нашими усилиями по избеганию боли. 

И что же тогда происходит, когда мы вот так завязли «по уши» в своей депрессии (страхе, обиде, вине, покинутости, самоуничижении, возмущении на несправедливость и т.д.)?  Тогда наша боль начинает делать подкопы, обходить потайными тропами наши заставы и прорываться сквозь защитные кордоны, ведь боль наша всегда о том, что нам очень важно и жизненно необходимо.

Конечно, говорить так о боли, будто «она» что-то там делает, неверно. Боль ничего не делает. Как не делает никакое наше чувство и состояние. Собственно, ни боли, ни чувств вовсе нет. Их не существует. Их не существует как некоего самостоятельного от меня явления. Существую я, который как-то к чему-то относится, как-то что-то выбирает и как-то что-то чувствует.

Нет чувства, а есть я чувствующий!

Какой я, как я отношусь к происходящему, к самому себе, к другому человеку, так я и чувствую. Всякое чувство является следствием некоего моего выбора: выбора себя и выбора мира. (Но не выбора чувства! Это важно понимать. Чувства мы выбирать не можем, мы не можем ими управлять. Чувство – это то, что происходит с нами в результате того, как мы выберем жить.) Чувство зависит от того, кто такой я, какой я, в какой позиции, в каком месте я нахожусь! Качество меня (это означает, что я за человек для самого себя, кто я такой по своему собственному мнению и в каком мире я живу) и рождает качество моих чувств. Другими словами, чувство – это не сущность, это действие: это то, как я живу в этом мире.

 

Как происходит  мой живой отклик на происходящее?

Когда происходит некое событие, я в этом событии тем или иным образом себя обнаруживаю: я совершаю выбор того, как относиться к этому событию, кем и каким мне быть в нём. То есть своим выбором я занимаю определённую позицию и по отношению к самому себе, и по отношению к событию. От того, какую позицию я займу, как выберу относиться, то есть кем я буду, зависит то, какое впечатление на меня произведёт это событие.

Мои выборы, из которых вырастает мой способ жить, и рождают то или иное моё самочувствие (то или иное моё состояние). То, как я выберу относиться, будет влиять на то, какие чувства я буду переживать, какое у меня будет состояние.

При этом выбор никогда не является умозрительным, его нельзя себе предписать, нельзя себя уговорить принять тот или иной выбор. Выбор, в отличие от решения всегда иррационален, внерационален (но не нерационален). Выбор – это всегда некое целостное переживание, он производится всем естеством. То есть выбор – это тоже то, что происходит, а не «решается», поэтому до него можно дорасти, дожить, дозреть, но никак не назначить.

Моя личностная позиция (точка зрения) естественным образом вызывает во мне состояние (внутренние движения, побуждения), соответствующее моему выбору. Состояние это зависит от того, в чём я теперь (после такого своего выбора, такого отношения) буду испытывать нужду. Моя нужда даёт толчок к внутренним движениям: к изменению существующего или к его освоению. И эти внутренние движения я как-то чувствую, то есть знаю о том, каково мне, каково моей душе, как мне-живому теперь, после моего выбора, живётся на белом свете. Эти мои внутренние движения и являются тем, что мы называем словами «состояние», «внутренняя жизнь», «чувство».


Чем это всё является на практике


Например, меня бросил близкий человек, и я чувствую боль покинутости, отвержения, ненужности, крушения надежд и отсутствия будущего, бессилия, возможно, переживаю гнетущую тяжесть мира и много чего ещё. Мне хочется сжаться, укрыться, хочется тепла и ласки, хочется понимания и сочувствия… Что может являться причиной таких переживаний?  Именно то, что я в этом произошедшем событии (уход другого человека) незаметным для себя образом выбрал: 

 

Итак, если вы хотите надёжно и гарантированно сойти с ума, нужно как можно усерднее гнать от себя свои тревоги, страхи, болезненные переживания (то есть себя самого, который всё это переживает), весь так называемый «негатив».

И тогда «вырвавшаяся» из-за укреплений боль непременно начнёт эти укрепления крушить.

Это может выражаться в различных симптомах: от раздражительности, ощущения подавленности или суетно-тревожной ажитации до проблем с памятью, расстройства мышления, бреда, галлюцинаций, неконтролируемой злости, алкоголизма, любовной, сексуальной и какой угодно другой зависимости и пр. Тяжесть этих нарушений зависит от степени нашего отчуждения от самих себя – от того, насколько далеко мы от себя отодвинулись в попытках не чувствовать боль.

Подчеркну ещё раз: боль не бывает о ненужном, боль всегда свидетельствует о том, что затронуто нечто жизненно важное. И это важное ищет пути для своего проявления, удовлетворения, насыщения - «можешь природу хоть вилами гнать…».

Жизнь не заткнёшь за пояс. Она так или иначе найдёт, как себя осуществить. Вопрос лишь в том, будем ли мы при этом вместе со своей жизнью (с собой-живым) или будем противостоять жизни, умертвляя и разрушая себя, полагая, что стараемся героическими усилиями себя сохранить.

Если рана не очень глубока и/или запас душевного здоровья достаточно велик, то всё это может происходить в вялотекущем режиме: мы можем делать вид, что у нас всё хорошо, мы сколько угодно можем «думать позитивно», но глубинная боль «тихой сапой» (на ощущаемом, но мало осознаваемом уровне) будет отравлять наше существование и сквозить во всём, что бы мы ни делали.

Отмечу ещё раз: всякое чувство является следствием того или иного взгляда на мир, той или иной личностной позиции, точки зрения, убеждения, интерпретации происходящего: как мы смотрим на мир, таким мы его и видим; каким мы видим мир, таким мы его и переживаем.

И только тогда жизнь может потечь в новом русле.
Как видите весь этот путь в «новую жизнь» становится возможным только тогда, когда мы рискуем обратиться к своим чувствам, к своему настоящему состоянию - не переделывать его изощрёнными психотехниками, а жить его.

 

Как это осуществить, как решиться обратиться к таким переживаниям, которые страшат невыносимостью муки? И действительно, насколько безопасно обращаться к таким переживаниям, к которым ты не готов, которых ты не хочешь?

Теоретически на это вопрос ответить невозможно. В том смысле, что любое объяснение или доказательство будет исходить из некоего внешнего опыта – опыта других людей. А свой собственный опыт невозможно получить «теоретически», он обретается только на практике. 

Но помощь практического порядка в этом возможна.

Например, наша практика Терапии творческим присутствием (1) может помочь и существенно облегчить обретение такого личного опыта. Одной из особенностей практики является то, что она позволяет постепенно приближаться к самым заряженным переживаниям, не требуя от человека насилия над собой, не заставляя его соприкасаться с той болью, к встрече с которой он пока не готов. Когда человек обращается к тем своим чувствам, которые он переживать не собирался, когда у него нет готовности к ним обратиться, тогда возможна ретравматизация (повторная травматизация), поскольку человек находится в прежней позиции, и возможности выхода к новой в данном случае у него нет.

Задачей практики творческого присутствия является приближение к самому себе, получение опыта близости к самому себе, переживание самого себя «внутреннего» как факта собственной жизни. Свидетельствуя себя, мы вникаем в своё собственное реальное положение, узнаём место, которое мы занимаем.

Задача –  видеть, где мы находимся по отношению к самим себе, видеть своё место и позволить себе жить прямо в этом месте, осуществляя и проявляя ту жизнь, которая была нами остановлена, запружена какой-то нашей субъективной невозможностью, болью, каким-то нашим выбором не жить вот эту, вот такую жизнь, в этом месте нашей души.

При этом смысл не в том, чтобы в течение арт-терапевтической сессии что-то «проработать», а в том, чтобы сделать шаг к самому себе, побыть с самим собой наедине, почувствовать ценность себя живого, настоящего, «беспричинного», вне социальных атрибутов и оценок – в том, чтобы повернуться к себе лицом и вступить с собой в отношения (в другие отношения).

Хочется особо подчеркнуть, что не стоит ожидать от практики (от любой практики, от любой психотехники) чего-то чудесного: «Вот сделаю психотехнику, переживу-перетрансформирую с её помощью свои проблемы, найду ресурс и избавлюсь, наконец, от всех проблем. И вот тогда заживу…».

Не решатся все проблемы, чего бы мы ни нашли, какой бы опыт мы ни получили. Вся жизнь – сплошные проблемы.

Смысл не в том, чтобы зараз что-то изменить в себе (и вообще не в том, чтобы в себе что-то менять), а в том, чтобы начать поворачиваться к себе передом, а к лесу задом, и жить с собой заодно.

Название подхода – «Терапия творческим присутствием» - отражает саму суть процесса, который заключается не в попытках «творческого преобразования» чего-то там «внутри себя», а в свидетельствовании себя: обнаруживая себя, мы становимся виднее и для самих себя, и для других.

Находиться (находить себя), видеть, пребывать, проживать, проявлять, признавать – для того, чтобы в нашей внутренней действительности что-то начало изменяться, ничего более не нужно.

Чтобы это стало возможным, необходимо быть включённым в самого себя, быть вместе с тем, что чувствуешь, а не пытаться дистанцироваться, отстраниться, отвлечься от неприятных чувств и ощущений. Напротив, нужно быть в средоточии своих чувств, находя внутри этой стихии внутренних течений самого себя. Только такое внимание к себе и может открыть действительный смысл того, что же стоит за тем, что мы чувствуем: какие наши желания стоят за нашими чувствами (проще говоря, – что мы хотим сделать), какая установка, какое требование/ожидание (к себе или к Другому), какой взгляд на мир. Через внимание к своему состоянию мы можем открыть свои действительные нужды и себя-деятеля.

Возможность быть включённым в себя появляется тогда, когда мы себя и свою жизнь в своих интересах ставим на первое место, а «избавление» от того, что мучает, переделывание себя – на последнее. И занимаемся знакомством с собой. В процессе этого знакомства и происходит всё то, что так желаемо.

Терапия творческим присутствием является таким способом, с помощью которого можно знакомиться с собой непосредственно – не со своими концепциями, а со стихией себя, с собой живым и настоящим. А именно это, на мой взгляд, и является самым главным для каждого человека.

Это является и смыслом психотерапевтического процесса – помочь человеку приблизиться к самому себе, помочь ему получить опыт бытия вместе с собой, а не вопреки себе.  Когда такое случается, тогда и начинается путь к исцелению от душевных ран.

_____________________________
(1) Ляшенко В. В. Арт-терапия как практика самопознания: присутственная арт-терапия. – М.: Психотерапия, 2014.

© Ляшенко В.В.
21.06.2014